Владимир Федорович, сидя за роялем в Малом зале ЦРК и наигрывая мелодию, отмечает:
– Когда мы говорим о серьезной академической музыке, то у нее, оказывается, чрезвычайно мало поклонников. Все отдано на откуп эстрадной музыке. И я не очень понимаю, для чего она появилась…
Эстрадная музыка – это музыка развлечений. Развлекаться следует лишь какое-то время, в основном человек все же должен трудиться. То, что говорит народ, всегда оправданно. А народ говорит: делу – время, потехе – час. Но я вижу, что потеха как-то разрослась.
Например, садишься в машину, включаешь радио – и чтобы найти то, что ты действительно хочешь слушать, нужно потратить массу времени. Из 50 или 100 радийных каналов лишь один – с классической музыкой. И то, поди знай, будет ли там симфония Шуберта или нет?
Вот говорят, дело вкуса… Было бы хорошо, если бы было, предположим, сто каналов с музыкой академической и сто каналов с музыкой эстрадной. Или там джаз, рэп, хип-хоп…Тогда можно как-то выбрать.
Я могу сказать, к примеру, что мне Телеман нравится больше, чем Гендель. Что Брамса я, предположим, люблю, а вот Малера – не очень. Или наоборот. Тогда это – дело вкуса. А если я готов слушать хип-хоп, но не готов слушать Гайдна, тогда это – дело уже не вкуса, а образованности и интеллигентности.
С этим надо как-то бороться! И моя борьба заключается в том, что я решил приучить детей – с 5 до 15 лет – к более-менее академическому музыкальному языку. Подготовить их к тому, что пойти на оперу – это удовольствие!
Можно ли стать композитором за пять дней?
– Как это сделать?
– У нас есть слоган – я ужасно не люблю это слово, но другого не подберу. Лозунг – примерно такое же слово (смеется). Наш слоган: «Опера – это весело!» Вот я хочу, чтобы дети, которые принимают участие в наших постановках или приходят их слушать, радовались, веселились, чтобы это было для них приятное времяпрепровождение…
Но не только! А чтобы они приучили свой слух – незаметно для себя! – к тому, что существуют модуляции из одной тональности в другую, смены ритма. Что музыка может быть без грохота барабанов, а тем более – без ритм-машины, что вообще уже ни в какие ворота не лезет.
Сейчас много говорят об искусственном интеллекте. По сути, эти барабаны и есть искусственный интеллект – нажал пару кнопок, и он тебе выдает все что хочешь. Но! Все это очень мило, только основано на банальности. Банальность, как я думаю, основана на том, что вряд ли возможно задать такую программу, чтобы искусственный интеллект выразил вдохновение. Просто невозможно! А банальности – пожалуйста…
Вот недавно вижу рекламку в интернете: «Научу создавать музыку за 5 дней». Ну, понятно, что Бетховен после этого не получится (улыбается). Потому что рожденный стать композитором не нуждается в том, чтобы его кто-то научил за пять дней. Он идет в консерваторию, узнает, слушает, восхищается… Он находит в каждой из 120 симфоний Гайдна что-то для себя прекрасное. В 41 симфонии Моцарта – тем более. В девяти симфониях Бетховена, Малера, Шуберта…
А то, к чему призывает этот музыкальный искусственный интеллект, – чистейшая банальность.Собрать какие-то похожие друг на друга данные, сложить их вместе – и вот, пожалуйста, через несколько минут готово! Но пятая симфония Бетховена из этого не получится. Никак не получится. А как без нее человечеству существовать? Как? Для чего тогда все это?
Ведь что такое музыка? Это всего лишь движение воздуха. Но эти движения должны быть благородны (улыбается), они должны быть чем-то заряжены!
Народная музыка лишена агрессии
– Что вы имеете в виду под благородной музыкой?
– Мне помнятся рассуждения, что музыка всякая хороша. Но однажды я разговаривал с группой юношей и девушек в какой-то радиопередаче, и зашла речь о том, на чем основано вообще музыкальное искусство. И если предположить, что все-таки – на народном древнем фундаменте, а это у любого народа так, если эта основа есть, если остался взгляд на народную музыку как на абсолютную ценность – это прекрасно, и с этим трудно не согласиться. Но чем отличается народная музыка от современного рока? Народная музыка начисто лишена агрессии!
Вот даже если она трагична или печальна, если она радостна и весела, если она танцевальная и плясовая, там абсолютно нет никакой агрессии. И то, во что мы вносим агрессию, далеко от идеалов народной музыки.
И вот та молодежь, которую я упомянул, сказала: «У нас там энергия, агрессия!» Я ответил: «Позвольте, неужели агрессия в состоянии что-либо создать? Вот разрушить – да, пожалуйста». Паузой был ответ.
Это было лет 15–20 назад, и молодежь еще не была настолько уверена в своей правоте, как нынче (смеется).
И вот что касается утверждений, будто бы это – дело вкуса. Я-то всю эту музыку, о которой идет речь, слышал и знаю. Да, она мне не нравится, но я ее слышал. А вот молодежь сколько симфоний Гайдна слушала? Нисколько, оказывается.
И вот все это послужило причиной тому, что я решил заняться детской оперой и начать ее писать. Поскольку нет примеров.
Да, есть несколько детских опер в стиле «рок» – это мне не подходит сразу. Есть несколько детских опер Кюи – по знаменитым сказочкам. Но это тот же Римский-Корсаков, только лишенный вдохновения. Римский-Корсаков гениально писал, а Кюи как бы в шутку.
И если попытаться с маленькими детьми, которым 9–10 лет, поставить оперу Кюи, они вряд ли ею заинтересуются. Потому что там совсем далеко от детской музыки.
Ну и вот: мы поставили несколько опер как спектакли. Две оперы на пьесы Самойлова, его детские сказки – «Слоненок пошел учиться» и «Слоненок-турист». Это давным-давно поставил замечательный московский режиссер. Потом некому было ставить. А через некоторое время появилась режиссер, которая с нами теперь сотрудничает.
– Как ее зовут?
– Ирина Тоомингас. Она замечательная, работает, как папа Карло, пять дней в неделю репетиции.
В итоге задача выполнена, теперь у нас этих опер – уже 18. И задача моя – не писать дальше (смеется), а ставить то, что уже написано.
Вот так и образовался Театр детской оперы в Центре русской культуры. У нас будет еще в ноябре другая моя опера, третья – в декабре. В январе будет поставленная уже «Снежная королева», в феврале «Юссике и семеро его друзей».
Рояль увидел в 15 лет
– А вы в детстве мечтали стать композитором?
– Ну, я в детстве был механизатором широкого профиля. Поэтому ничего такого я не думал. Я увидел рояль, когда мне было 15 лет. Впервые дотронулся до клавиши и сразу понял, что я буду пианистом.
Меня приняли за сумасшедшего. Родители сказали– а я последний в семье, самый маленький, пятеро нас – ну что, ребенок… В школе я учился блестяще, поэтому для педагогов мое желание пойти в музыкальное училище было шоком. Это было в деревне, рояля там не было, музыкальной школы не было.
Я помню, что еще в детстве, когда я ходил на речку с удочкой, у меня звучали в голове какие-то марши, какие-то песенки, тра-та-та. Я на них внимания не обращал. Но это была моя музыка, я этого просто не знал.
Когда я заболевал – у меня часто была ангина, и я лежал с температурой в темной комнате – то слышал: хор поет. Откуда? Радио выключено, все выключено. Прислушаюсь – тишина. Потом опять слышу хор. Это была моя музыка. И так было много-много раз.
Потом, когда я уже начал заниматься музыкой, через три года я поступил в музыкальное училище, потом – в консерваторию, было уже все как у всех нормальных людей. И тогда – нет, я не думал заниматься композиторской деятельностью. Немножко поучился на теоретика на композиторском факультете – просто, чтобы быть в курсе.
Но у меня тогда было четкое представление, что в эту сферу вступать не надо! Ведь уже написано много превосходной музыки, и совершенно ни к чему туда что-либо добавлять. Однако когда я столкнулся с задачей заинтересовать детей оперой, то понял, что этой музыки просто нет!
Я с радостью бы занялся постановкой и оформлением того, что написали другие – более умелые, более талантливые. Но этого нет! А раз нет, я делаю это сам.
Но надеюсь, что если это дело будет потихонечку разрастаться, то, может, люди поймут, что это – очень нужно. И тогда, может быть, появится какой-то молодой человек или девушка, кто заинтересуется этим и у кого будет больше возможностей, чем у меня. Но пока вот так.
Per asperum ad astrum
– Как вы оказались в Эстонии?
– По любви. Я Таллинн хорошо знал, поскольку учился в Ленинградском филиале в Петрозаводске, это рядом. Потом я поехал во Владивосток – туда, откуда я родом. Вернулся по собственной воле после консерватории туда в училище преподавать. Там познакомился со своей будущей женой, а она таллиннка.
Она сказала: «Рожать буду только дома». Вот мы и приехали. Зная, конечно, что будет трудно. И действительно было очень трудно. Но ничего, теперь все хорошо (улыбается).
– Какие трудности вам пришлось преодолеть?
– Мне было сложно трудоустроиться. По своему образованию и устремлениям я должен был как минимум или в филармонии, или в училище преподавать, или быть концертмейстером где-то в приличном месте. А пришлось быть концертмейстером хора завода «Двигатель» (смеется).
Но это – все мелочи, все прошло. У нас выросли замечательные дети. Все хорошо.
Основы воспитания
– Чем они занимаются?
– Одна из моих дочерей стала пианисткой и преподает в школе в Раквере. Другая занималась клавесином и окончила консерваторию.
Почти все мои внуки тоже занимаются музыкой и, я думаю, будут продолжать. Но даже если не будут, все равно уже у детей, занимающихся музыкой, вкус есть определенный и знания музыки, достаточные для того, чтобы этот вкус проявлять.
В конце концов, порой достаточно понимать суть музыки и ее красоту.
– А если родители заставляют ребенка заниматься музыкой против его воли?
– Правильно делают! Обязательно надо их заставлять. А разве их не заставляют изучать английский язык? Да, кого-то заставляют, а кому-то и самому нравится. Но того, кто не хочет, надо заставлять. Иначе кто будет работать в таком возрасте вместо того, чтобы прыгать и скакать? Конечно, надо заставлять – ребенок потом 20 раз спасибо скажет.
А если попустительствовать, то ребенок будет все время смотреть в телефон. И потом думать: «Куда делось все то время, которое я сэкономил?» Конечно, надо заставлять человека вкалывать.
И потом, музыка – это лучшее, что создало человечество. Я имею в виду академическую музыку, да и народную. Ведь академическая музыка основана на народной. Музыку же невозможно использовать во зло. Невозможно взять, к примеру, симфонию Моцарта и использовать ее в злобных целях. Гайдна нельзя, Баха…
– И что делать родителю с ребенком-подростком, который только и делает, что смотрит свой Тik-Тok?
– Ну, в подростковом возрасте уже поздно. А в 5–6 лет еще можно. Я помню, у нас в доме все время что-то читали. Все были старше меня, и я рано научился читать. Читали Достоевского, и я все понимал.
Что получилось из этого? Владение языком. Это нужно, чтобы человек мог говорить на своем языке на определенном уровне.
К сожалению, я не думаю, что у современных родителей есть возможность читать со своими детьми. А надо, чтобы дети были заняты, чтобы они что-то делали. Спасти наше поколение можно трудом, только работой.
Вот в нашей среде они выучивают партии – довольно сложные. Потом – движения, как это на сцене будет выглядеть. И у них остается меньше времени на глупости.
Сплошное удовольствие
– Когда вы написали первую оперу?
– Лет восемь назад. Мне было лет 70 тогда. Когда я понял, что этой музыки просто нет, а, по моему представлению, она нужна. Я не знаю, нужна ли она остальным… Но дети, которые этим занимаются, получают очень большое удовольствие. Не от того, что эта музыка – такая уж хорошая, но что-то в ней есть такое, что они хотели бы получить. И они это получают.
Также многие, видя это, подтягиваются. Здесь есть камерный хор «Элегия» – и они по своей инициативе почти в каждой моей опере принимают активнейшее участие, ничего не получая взамен, кроме собственного удовольствия (смеется).
В связи с этим я вижу, что это все действительно нужно делать. Конечно, трудно – того нет, этого нет… Но все-таки! У нас замечательная художница-энтузиастка, у нас принимают участие актеры русской драмы и артисты Русского филармонического общества. Но основное – это дети.
У нас еще один лозунг есть: «Дети – детям!» Потому что они сами должны уверовать в то, что опера – это весело, опера – это хорошо, что на оперу надо ходить. Это во‑первых. А во‑вторых – получать от нее удовольствие.
Поэтому это и стало одним из основных направлений, которые я избрал. Конечно, можно было пойти по пути мюзикла – это гораздо проще. Мюзикл же предполагает, что там: поговорил-попел-поговорил-попел. А тут все время звучит музыка. Как и должно быть в опере.
– Как вам удалось заинтересовать оперой детей?
– Так они сами заинтересовались – вообще без проблем. Когда мы ставили первые два моих произведения, которые по Самойлову, они не просто заинтересовались – они жаждали выполнять все, что говорил им режиссер. Он там их мучил – вот так бегайте, вот так колесом крутитесь, и пойте при этом. А они: «Ой, как здорово! Как замечательно!» Они были так довольны…
Черпать или ждать?
– Где вы черпаете вдохновение для своих произведений?
– Нигде ничего не черпаю (смеется). Оно само – либо приходит, либо не приходит. Само – это абсолютно точно! Я с этим уже сталкивался не раз.
Вот, к примеру, скажу вам по секрету: мне приходят стихи. Я их записываю. Ничего не правлю абсолютно, просто записываю. Они приходят сами. А если бы я захотел написать стихи, ничего бы не получилось! А когда я где-нибудь на улице или в машине, мне порой приходит полностью готовое стихотворение.
Вот муза… недаром же люди придумали это словечко. И никто не знает, что за муза, откуда она появляется, и почему то приходит, то нет. Но без нее действительно никак, невозможно! А если пришла – вот, пожалуйста, материал.
В стихах – я не профессионал, а в музыке – профессионал. И прекрасно понимаю, что, если я буду из пальца что-то высасывать, это будет как минимум банально, а как максимум – вообще вредно. Ни к чему.
Значит, вдохновение черпать неоткуда, его надо ждать. Кто-то из великих, Чайковский вроде, говорил, что не нужно ждать вдохновения – надо работать.
Я согласен, что, если ты трудишься, трудишься, трудишься, может быть, оно придет. Как подарок тебе. А может и не придти. Но тот же Чайковский утром писал, потом шел в консерваторию преподавать, потом возвращался на обед, после обеда брал то, что написал, и безжалостно сжигал все, что лишено вдохновения.
Представляете, сколько сейчас миллионов долларов за каждый листочек бы платили? А он их сжигал. И правильно делал – так и должно быть.
Вот, скажем, наш любимец Игорь Северянин не сжигал, поэтому кто любит его, кто не любит. Потому что есть прекрасные стихи, а есть сла-а-абые.
Личное дело
Владимир Федорович Игнатов (77)
- Родился 29 апреля 1947 г. на Дальнем Востоке.
- Квалификации диплома: педагог, концертмейстер, ансамблист, сольный исполнитель.
- Автор нескольких сборников фортепианных пьес для разных классов музыкальной школы, циклов песен, 18 опер.
- Женат, двое дочерей, пятеро внуков.
