Тема эта стала злободневной в связи с происходящим в Украине, а точней – с тем, какой станет Россия и насколько нужным окажется в будущем русский язык, пишет обозреватель Айн Тоотс. Россия – наш неразлучный сосед, но отношения между соседями могут быть какими угодно. Если Россия и дальше пойдет своим «особым» путем, что не исключено, поскольку нынешние ее власти поняли, что имеют дело с безответным и безответственным народом, то это не может не отразиться на репутации русского языка. Немецкий, французский и особенно английский язык ценятся потому, что имеют широкий ареал применения.
Немалым ареалом обладал в царское и советское время также русский язык, но сейчас он неумолимо делается языком-изгоем. У нас этого, к счастью, почти не заметно, но вытеснение его в более или менее приличной форме уже началось. Деградация русских школ идет как бы своим ходом, а не по принуждению, которое носит скорей показушный характер, но последствия выбывания русского языка из повседневной жизни общества в любом случае будут заметны.
Что взамен?
А взамен уже пристроился английский язык. Молодежь в эстонских школах охотно овладевает им вместо русского, хотя в русских школах интерес к английскому еще только пробуждается. Не до всех дошло, что из-за роста миграции английский становится у нас вместо русского языком межнационального общения. Именно миграции, а не только иммиграции – есть уже и прибаутка: «Учи языки, а то так и останешься торчать в Эстонии». Заводилой свистопляски вокруг языкового вопроса стала очередная реформа эстонского языка, которой, несмотря на кажущуюся всеохватность и неумолимость, не избежать корректировки после мартовских выборов Рийгикогу.
Дело в том, что для реализации обещанных свершений не хватает ни педагогов, ни мотивации у многих школ, ни языковой среды на Северо-Востоке, да и кое-где в столице тоже. Кроме того, все громче начинает звучать озабоченность будущим эстонского языка в многоязычной среде, которая становится нормой во многих странах мира. Подмешивание к этому винегрету уроков испанского или итальянского только придаст ему остроты, что, с одной стороны, хорошо, но с другой – заставляет задуматься, не растворится ли наш государственный язык в этом крошеве. Для выживания эстонского языка в многоязычной среде лучше не враждовать с другими языками, а постараться выработать такую модель взаимодействия с ними, которая не приводила бы к его вытеснению этими языками.
В первую очередь это касается русского языка, метрополия которого любит подселяться к ближайшим соседям и навязывать им свой язык и образ жизни. Эстонии это знакомо как по последнему периоду царской власти, так и по периоду советской власти, когда уже стало казаться, что иначе и быть не может. Три десятилетия назад выяснилось, что может, но сейчас Россия вновь пытается вернуть утраченные позиции, что пока у нее вообще-то не очень получается.
А можно по-другому?
Конечно, можно, но только в том случае, если в России наступят новые времена, каковых давно ожидает не так уж мало людей по всему свету. Новые времена дадут нам и новый русский язык (верней, новую манеру пользования им). В каком состоянии находится он сейчас?
Если судить по неприглядному кривлянию в телеэфире Владимира Соловьева, то изрядно поистрепался, хотя на самом деле ничего особенного с русским языком не произошло, просто поизносилась политика его использования нынешними российскими властями, которая устраивает многих россиян, привыкших к окрику и запугиванию. Насаждение русского языка в его нынешнем исполнении служит той же цели, что и памятники советской власти, а именно – закреплению «своей» территории. Начавшееся у нас устранение этих памятников было спровоцировано событиями в Украине как попыткой России напомнить о своей власти. Открытию русских гимназий по подобию Английского колледжа или Французского лицея, т. е. по нашим стандартам, Россия противится по тем же соображениям, ибо это был бы, как говорится, совсем другой коленкор.
Только нам лучше всего подошел бы как раз такой коленкор: отпустить русский язык в свободное плавание, как это делают другие мировые языки, а для безопасности такого плавания позаботиться о том, чтобы оно проходило в мире XXI века, а не в каком-то выдуманном болоте, где не так уж трудно и затеряться. Такое в свое время случилось с латынью, когда она стала лишней в реальной жизни. Не думается, что любители «особого пути» собираются уготовить такую же участь русскому языку, но напомнить им об этом нелишне.
Сегодня мы не знаем, каким будет национальный состав населения Эстонии лет через 50, на каком или на каких языках «эстонцы» будущего начнут общаться между собой и насколько приживется здесь тот или иной язык в обстановке свободной конкуренции между ними, небезопасной для эстонского языка, но сворачивать с этого пути теперь уже поздно.
